— Совсем нечасто. Но она и не грешница — о, нет и отнюдь. Она чиста, как только что выпавший снег, наша Рора.
Как ни странно, он, похоже, говорил то, что думал.
— Так, значит, она исполняет свои… ммм… столь откровенные танцы…
— Интуитивно, — быстро сказал Кансаллус с мрачной усмешкой. — Смелые экскурсы девственницы в неведомый ей мир. Но, согласитесь, если знать подоплеку, это впечатляет еще сильнее.
— Пожалуй, и вправду.
Некоторое время они молчали. Лайам обдумывал сказанное, Кансаллус поглощал содержимое блюда. Окончательно расправившись с ним, он оттолкнул блюдо на середину стола и ковырнул в зубах безукоризненно отполированным ногтем. Кансаллус вообще выглядел очень опрятно: хотя его свободная блуза была поношена, а волосы неухожены — и то и другое было чистым и источало едва приметный запах душистого мыла.
— Если позволите, — через паузу заметил Кансаллус, так, словно их беседа не прерывалась, — я бы хотел в благодарность за угощение дать вам совет: держитесь подальше от Роры. Что бы вы там себе ни нафантазировали, она вряд ли ответит вашим исканиям, а вот дать оплеуху или выцарапать глаза может свободно.
— Я буду иметь это в виду, — деланно усмехнулся Лайам. Неужели его интерес к актрисе и вправду настолько заметен? Да нет, вряд ли. Просто Кансаллус уже попривык к тому, что все мужчины проявляют к Роре интерес определенного рода.
— Я не любитель биться об заклад, дружище Ренфорд, а то я предложил бы вам небольшое пари.
Драматург окинул своего собеседника дружелюбным и в то же время оценивающим взглядом.
— И какое же?
— Я бы поспорил — хотя я не сплетник и не любитель совать нос в чужие дела — я бы поспорил, что какая бы причина ни привела вас сегодня днем в «Золотой шар», она так или иначе связана с женой некоего торговца.
Да, все же Кансаллус был именно тем человеком, с которого следовало начать раскопки загадочного кургана. Или навозной кучи, подумал Лайам.
— И вы могли бы выиграть спор. Эта дама не является главной причиной визита, но связь — налицо.
Драматург рассудительно кивнул:
— Лонс — заносчивый тупой идиот. Он бегал за этой дамой, словно щенок, целое лето. Не странно ли: Лонс — при всей его смазливости — никак не может заполучить то, к чему он стремится, в то время как его дорогая сестричка может легко получить даже то, чего ей не нужно сто лет в обед?
Лайам согласился, что это действительно странно. Драматург жестом поманил его придвинуться ближе. Лайам повиновался.
— Впрочем, некоторые плуты и негодники, — сказал, понизив голос, Кансаллус, — утверждают, что Рора может-таки угодить в ловушку, но при условии, что силки ей расставит один-единственный человек.
Он еще раз кивнул, откинулся назад и допил свое пиво. Вид у него был такой, словно он только что поделился с Лайамом величайшей на свете тайной.
— И что же это за человек?
Кансаллус покачал головой и с сожалением вздохнул:
— Головоломка, загадка, неведомое сочетание расплывчатых черт. Никто из этих плутов, негодников, вралей или злостных сплетников не может сказать о нем ничего более определенного, и лично я предпочитаю пропускать мимо ушей этот слух. Но раз уж вас так интересует красотка Рора, имейте в виду: говорят и такое.
— Понятно.
Лайам встал, намереваясь уйти, и высыпал на стол пригоршню мелких монет.
— Приятно было с вами побеседовать, дружище Кансаллус, несмотря на то что кое-что в нашей беседе меня и разочаровало. Думаю, тут хватит еще на несколько кружек — если вы, конечно, не спешите обратно в театр.
— О, отнюдь! Благодарю вас, — расплывшись в улыбке, произнес драматург. — Что же касается нашей беседы, я вам вот еще что скажу: вы когда-нибудь замечали, как Плутишка Хорек, выйдя на сцену, чешет за ухом?
— Нет, — сознался Лайам. Ему и в голову не приходило присматриваться, что, когда и в какой части тела чешет Хорек.
— Ну, время от времени он это проделывает. Зрители думают, что он чешется для пущего смеха, но это не так. — Кансаллус сделал паузу и загадочно улыбнулся. — Он почесывает шрам — шрам, оставленный зубами некой особы.
— Роры? — предположил Лайам и получил в ответ энергичный кивок.
— Хорек — он, конечно, совсем не насильник, но и не проворонит случая запустить руку под юбки какой-нибудь оказавшейся рядом девицы, и мы в труппе ему в том не мешаем — обычно даже уступаем право первой попытки. Так получилось и тут. Когда года два назад Рора, заручившись поддержкой брата, только-только пришла наниматься в театр, мы отошли в сторонку и пропустили Плутишку вперед. Назавтра он явился на репетицию с перевязанной головой и сообщил, что эта девица защищает свою добродетель яростнее дикой кошки. С тех пор все наши повесы оставили Рору в покое. Дикая кошка есть дикая кошка, Ренфорд, она может не только ранить, но и убить. Лучше присмотрите себе более покладистую особу.
— Я буду иметь это в виду. А теперь мне пора.
— Скажите-ка мне напоследок еще одну вещь, дружище Лайам, — остановил его Кансаллус. — Я заметил у вас на боку сумку для письменных принадлежностей. Вы, случайно, не драматург, как и я?
— Нет, — ответил Лайам, с удивлением глядя на собеседника. — Я всего лишь ученый — и то не по склонностям или заслугам, а по воле судеб.
— Превосходная новость! — воскликнул Кансаллус и улыбнулся еще шире. — Вокруг театра и так ошивается более чем достаточно бумагомарак, воображающих, что они умеют писать пьесы. Мне очень неприятно было бы обнаружить, что вы угостили меня ужином лишь затем, чтобы в дальнейшем отобрать у меня кусок хлеба.