Неквер отыскался внизу — в вестибюле. Оттертый шумным весельем к стене, торговец был насуплен и хмур. Он смотрел в противоположный конец помещения. Там находилась его супруга. Она сидела за одним из столов, заставленных грязной посудой. Женщина выглядела усталой и очень бледной, лицо ее было повернуто к распахнутой, выходящей на улицу двери. В дверном проеме, словно в резко очерченной раме, возник миловидный молодой человек. Он стоял под дождем, словно бы не решаясь войти, и вода стекала по длинным пепельным волосам. Неквер проследил за взглядом жены. С его губ сорвалось ругательство, и торговец ринулся к двери, грубо расталкивая плечами галдящих гостей.
Обуреваемый любопытством, Лайам сдернул с вешалки свой плащ и двинулся следом, время от времени теряя хозяина дома из виду. Зато он успел увидеть, как глаза молодого человека расширились. Лайам удвоил усилия, но тут незнакомец нервно всплеснул руками и нырнул в завесу дождя.
Гостей было чересчур много, а Лайам не слишком уверенно держался на ногах, и потому, когда он, споткнувшись о высокий порог, вывалился на улицу, незнакомец исчез. Неквер одиноко стоял на булыжной мостовой, упершись кулаками в бока, и Лайам чуть не налетел на него. Торговец резко развернулся, занося руку для удара, — и неохотно ее опустил.
— Ренфорд! — произнес он. Капли дождя текли по лицу торговца, словно слезы, теряясь в густой бороде.
— Я подумал, что хорошо бы вас поблагодарить, пока я не ушел, — невнятно сообщил Лайам, стирая воду с лица. Собственная рука показалась ему неестественно горячей.
— Ренфорд, да вы пьяны!
Неквер расхохотался, преувеличенно громко и как-то неискренне. Невзирая на излишек выпитого спиртного, Лайам почувствовал это, но предпочел промолчать. Похоже, торговцу нужно было прийти в себя.
— Кто бы мог подумать, что несколько бокалов вина так подействуют на человека, объехавшего весь свет? — снова деланно рассмеялся Неквер. Ему явно не становилось легче.
— Я подумал, что хорошо бы вас поблагодарить, пока я не ушел, — повторил Лайам. Ему тоже было не по себе. Его не покидало ощущение, что он шаг за шагом втягивается во что-то не очень-то благовидное.
— Да куда же вы пойдете в такой дождь, Ренфорд? Давайте я хотя бы отправлю с вами слугу. А то вы свалитесь в канаву, да там и утонете! Подождите в вестибюле, я пришлю кого-нибудь проводить вас.
Лайам позволил торговцу отвести себя обратно в прихожую, где и замер, привалившись к стене. Неквер двинулся было прочь, но приостановился и обернулся, очень серьезно глядя на Лайама.
— Так вы придете завтра? — спросил он с непонятным напором, но Лайаму опять сделалось жарко, неестественно жарко, и он лишь вяло взмахнул рукой.
— Да-да, конечно, — пробормотал он.
— Подождите здесь, я пришлю слугу.
Неквер исчез в толпе, и почти в ту же секунду Лайам оттолкнулся от стены и шагнул в дождливую ночь.
Дождь был несильным, но холодным, а Лайаму предстоял достаточно длинный путь, чтобы успеть протрезветь. Он шагал по узким улицам, сперва спотыкаясь, потом лишь слегка пошатываясь, и подставлял лицо непогоде в надежде, что дождь наведет порядок в его голове. К тому времени, как Лайам выбрался из кварталов для богачей и добрел до своего района, сознание его сделалось достаточно ясным. Туман в мозгу понемногу рассеялся, уступив место яростной головной боли. У Лайама было такое чувство, словно кто-то загнал ему в лоб гвоздь.
Прибыв весной в Саузварк, Лайам, не долго думая, справился у первого встречного о жилье. Встречный рыбак, также не долго думая, направил его в небольшое заведение, где хозяйничала капитанская вдовушка, и та с радостью согласилась сдать Лайаму мансарду — самое большое из имевшихся у нее помещений.
Лайам одолел пять пролетов шаткой лестницы, проклиная свой необдуманный выбор жилья, затем — уже при входе в мансарду — стукнулся головой о низкую притолоку и громко выругался еще раз. Мансарда, в которой обитал Лайам, была длинной — она тянулась на всю ширину фасада, — с низким потолком и единственным окошком в торце, возле которого Лайам поставил дешевенький стол. Если не считать соломенного тюфяка и окованного железом сундука, стол и прилагавшийся к нему стул были единственными предметами меблировки. На остальном пространстве были в беспорядке разбросаны книги и стопки бумаги. Лайаму вспомнилось, какое впечатление они произвели на его квартирную хозяйку.
— Так вы человек ученый, сэр? У нас тут еще никогда не останавливались ученые, — произнесла она уважительно, но голос ее был чересчур сладок.
Большинство книжных страниц не было даже разрезано, а листы бумаги сверкали девственной чистотой, но хозяйка этого не замечала. Лайаму сделалось любопытно, умеет ли госпожа Доркас читать. Впрочем, подумав, он решил, что столь почтенной матроне излишняя грамотность, возможно, и ни к чему.
После нескольких неудачных попыток Лайам в конце концов зажег свечу и, скинув плащ, уселся на стул. Тот зловеще затрещал под его весом. Лайам хотел было взяться за работу, но почти сразу отказался от этой затеи — слишком уж болела голова. Вместо того он засмотрелся на оконное стекло, покрытое дождевыми потеками, и вознес благодарственную молитву всем богам разом за то, что они не позволили крыше протечь, и отдельно — тому богу, который хранил его по дороге домой.
— Больше никакого вина! — пробормотал он, царапая ногтем корешок одной из лежавших на столе книг. — Пора объявить перерыв.
Пламя оплывающей свечи заколебалось от дуновения сквозняка, сочащегося сквозь щели оконной рамы. Лайам пошевелился и задул свечу. Он разделся в темноте, бросил на пол промокшие брюки, сапоги и тунику и забрался под два мягких одеяла. Дождь еще некоторое время громко барабанил по крыше, и Лайам надеялся, что ему удастся уснуть под эту монотонную стукотню. Но внезапно стук дождя смолк, и наступившая тишина показалась Лайаму оглушительно громкой.